Между тем, Париж — город далеко не заурядный и для осмотра очень удобный, мерси Осману. И у многих он заслуженно вызывает восторг, отличаясь от похожих друг на друга европейских городов. Часами можно любоваться его дворцами, парками, площадями со статуями и фонтанами, набережными с мостами. Балконы домов украшены кружевной ковкой и притом они пустые (где у них хранится зимняя резина, непонятно). Штампов в Париже мало, все районы разные и по-своему красивые. Видно, что создавалось всё это с умом и любовью. Все коммуникации проведены под землёй, над головой не висят сопли проводов, как у нас. Становится даже обидно за Тюмень, испоганенную нынешним мэром златоглавой. Псевдоэлитные здания из шлакоблоков и стекла, отсутствие зелени, скользкая евробрусчатка (кстати, почему она евро?), засранные машинами дворы, нелепые скульптуры на голых площадях. Жуть.вилла Grand Сходница
Париж сейчас — это гигантский современный мегаполис, с очень непохожими районами, разделёнными, в первую очередь, по социальному признаку. И в нём, к неудовольствию многих туристов, уже появились обширные афро-азиатские округа, более шумные, более грязные и живущие часто по своим правилам. Широкую общественность нередко любят пугать по ТВ репортажами о беспределе, который творят франко-африканские подростки, что покрыли старушку Францию, как бык Европу и теперь вовсю бесчинствуют там, сжигая автомобили и грабя туристов.
Но, на самом деле, не всё так трагычно, как говорит белорусский батька. Как и везде, до девяноста процентов преступлений составляет далеко не бандитизм, а банальная бытовуха. То есть всякие междоусобицы с роднёй, соседями и т.п. Как у Пушкина с Дантесом, который, к слову, тоже доживал в Париже. Конечно, этническая преступность присутствует, но не в таком явно расово-выраженном виде. У криминала вообще не бывает национальности, уверяю Вас.
Скажем, в парижском метро карманники обоих полов — не редкость, причём в равной мере и белые, и чёрные. А то и вместе. И с машинами всё проще, на самом деле. Когда сожгли первую парочку из них (естественно, в пригороде, а не в центре), то к вечеру там образовалась огромная пробка — все лягушкины поехали парковать свои ренушки в тот район и, вытащив из них самые ценные вещи, оставляли на ночь. Французская система страхования позволяет, в случае поджога, взять новое авто почти в два раза дешевле. Такого шанса французы с их природной жадностью упустить просто не могли.
Остальное довершили вездесущие журналюшки. В наш цифровой век, когда из любой лужи можно сделать наводнение, они с радостью раздули эти события до планетарного масштаба. И это совершенно понятно, Париж — город особенный. Никому из нас не интересно читать про то, как ночью сгорело несколько машин где-нибудь в Кабуле. Ну, сожгли и сожгли, их проблемы, к подобным новостям телевидение давно сделало нас равнодушными. А вот в Париже — другое дело. Вэри импрессив.
Кстати, немного о французской меркантильности. Сталкиваясь с ней, многие склонны считать французов жаднющими и мелочными людишками, что мать родную за еврик продадут. Тут не всё так однозначно и зависит, скорее, от угла зрения. Для французов нормальная разумная экономия абсолютно естественна, и они, в свою очередь, не понимают нашей тяги к необоснованным и нерациональным тратам в магазинах, странного на их взгляд разухабистого поведения в ресторанах со щедрыми чаевыми и т.п. Даже самый благородный французский кавалер не постесняется разделить чек за ужин со своей дамой сердца. А француженка, прикупив на «секонде» какую-нибудь добротную вещь, не смущаясь трещит об этом со своими подругами. А что, с другой стороны, всё правильно с точки зрения здравого смысла — и деньги сэкономлены, и хорошая вещь получила вторую жизнь. Так что, ca depend.вилла Мозоли
Нужно просто понимать, что сегодняшняя Франция уже другая. И в ней уже не будет многого того, к чему мы все привыкли, представляя её себе раньше. Не будут повсюду звучать знакомые песни Монтана и Азнавура, не будет утончённых мужчин в беретах с багетами под мышкой, как и страстных женщин с чёлкой Мирей Матье. Т.е. это всё в какой-то мере присутствует, но далеко не в том объёме, как мы привыкли о них думать. Всё несколько изменилось и произошло это, по меркам истории, сравнительно недавно.
Когда доблестные французские войска (продувшие, как известно, все три свои последние войны) покидали свои североафриканские колонии, то им пришлось захватить с собой несколько десятков тысяч арабов, служивших в национальной полиции, в администрации и т.п. Выхода не было — либо брать их с собой, либо им дома свои, не медля, башку отрежут. Эти алжирцы и тунисцы осели во Франции, занимаясь, в основном, мелкой торговлей (слово «араб» у французов имеет, кстати, и такое значение — уличный торговец на углу). И обосновавшись, первым делом, начали выписывать к себе великие тыщи своих сродственников.
Результат перед Вами. Вы, к примеру, не увидите по современному французскому ТВ какое-либо шоу без представителей афро-французов. В любом случае, какая-нибудь мулаточка кофейная сидеть там будет. Не то, чтобы страна стала из-за них хуже. Нет. Она просто уже другая. Те арабы давно акклиматизировались, и они уже сами не в восторге от тех, кто прибывает теперь.Как и Америка в своё время не очень радовалась приезду тысяч итальянцев в прошлом веке. Понятно, приезжают сейчас не лучшие, а те, кому нечего терять дома, кто не умеет себя вести и с деньгами у кого негусто. И, вообще, не очень-то хочет работать. Гораздо лучше банчить «Мальборо» у метро и зазывать прохожих заплести афрокосички в один из многочисленных «institut de beaute». Или просто толпой стоять в полуспущенных штанах, слушая музу из наушников и выкрикивать проходящим туристкам различные сентенции, смысл которых неизменно сводится к предложению организовать незабываемый досуг одиноким белым женщинам.
Учатся эти приезжие неохотно, хотя школы почти целиком арабские, особенно в пригородах.вилла Мозоли Сходница Ведь детей мигранты делают быстро. Среднестатистическая же белая французская семья — три человека: мама, папа и один ребёнок. Вот и получаются в школах соответствующие проблемы. Не общается, к примеру, девка с афрами, всё, проходу не дадут, лучше район поменять. Не надо быть гением, чтобы понять, что тут больше виновата среда, а не национальность. Из их гарлемов очень трудно вырваться, найти работу получше, детей выучить. Уловка двадцать два. Больше чем полмира в таком тупике живёт, на самом деле.
Париж сейчас — это гигантский современный мегаполис, с очень непохожими районами, разделёнными, в первую очередь, по социальному признаку. И в нём, к неудовольствию многих туристов, уже появились обширные афро-азиатские округа, более шумные, более грязные и живущие часто по своим правилам. Широкую общественность нередко любят пугать по ТВ репортажами о беспределе, который творят франко-африканские подростки, что покрыли старушку Францию, как бык Европу и теперь вовсю бесчинствуют там, сжигая автомобили и грабя туристов.
Но, на самом деле, не всё так трагычно, как говорит белорусский батька. Как и везде, до девяноста процентов преступлений составляет далеко не бандитизм, а банальная бытовуха. То есть всякие междоусобицы с роднёй, соседями и т.п. Как у Пушкина с Дантесом, который, к слову, тоже доживал в Париже. Конечно, этническая преступность присутствует, но не в таком явно расово-выраженном виде. У криминала вообще не бывает национальности, уверяю Вас.
Скажем, в парижском метро карманники обоих полов — не редкость, причём в равной мере и белые, и чёрные. А то и вместе. И с машинами всё проще, на самом деле. Когда сожгли первую парочку из них (естественно, в пригороде, а не в центре), то к вечеру там образовалась огромная пробка — все лягушкины поехали парковать свои ренушки в тот район и, вытащив из них самые ценные вещи, оставляли на ночь. Французская система страхования позволяет, в случае поджога, взять новое авто почти в два раза дешевле. Такого шанса французы с их природной жадностью упустить просто не могли.
Остальное довершили вездесущие журналюшки. В наш цифровой век, когда из любой лужи можно сделать наводнение, они с радостью раздули эти события до планетарного масштаба. И это совершенно понятно, Париж — город особенный. Никому из нас не интересно читать про то, как ночью сгорело несколько машин где-нибудь в Кабуле. Ну, сожгли и сожгли, их проблемы, к подобным новостям телевидение давно сделало нас равнодушными. А вот в Париже — другое дело. Вэри импрессив.
Кстати, немного о французской меркантильности. Сталкиваясь с ней, многие склонны считать французов жаднющими и мелочными людишками, что мать родную за еврик продадут. Тут не всё так однозначно и зависит, скорее, от угла зрения. Для французов нормальная разумная экономия абсолютно естественна, и они, в свою очередь, не понимают нашей тяги к необоснованным и нерациональным тратам в магазинах, странного на их взгляд разухабистого поведения в ресторанах со щедрыми чаевыми и т.п. Даже самый благородный французский кавалер не постесняется разделить чек за ужин со своей дамой сердца. А француженка, прикупив на «секонде» какую-нибудь добротную вещь, не смущаясь трещит об этом со своими подругами. А что, с другой стороны, всё правильно с точки зрения здравого смысла — и деньги сэкономлены, и хорошая вещь получила вторую жизнь. Так что, ca depend.вилла Мозоли
Нужно просто понимать, что сегодняшняя Франция уже другая. И в ней уже не будет многого того, к чему мы все привыкли, представляя её себе раньше. Не будут повсюду звучать знакомые песни Монтана и Азнавура, не будет утончённых мужчин в беретах с багетами под мышкой, как и страстных женщин с чёлкой Мирей Матье. Т.е. это всё в какой-то мере присутствует, но далеко не в том объёме, как мы привыкли о них думать. Всё несколько изменилось и произошло это, по меркам истории, сравнительно недавно.
Когда доблестные французские войска (продувшие, как известно, все три свои последние войны) покидали свои североафриканские колонии, то им пришлось захватить с собой несколько десятков тысяч арабов, служивших в национальной полиции, в администрации и т.п. Выхода не было — либо брать их с собой, либо им дома свои, не медля, башку отрежут. Эти алжирцы и тунисцы осели во Франции, занимаясь, в основном, мелкой торговлей (слово «араб» у французов имеет, кстати, и такое значение — уличный торговец на углу). И обосновавшись, первым делом, начали выписывать к себе великие тыщи своих сродственников.
Результат перед Вами. Вы, к примеру, не увидите по современному французскому ТВ какое-либо шоу без представителей афро-французов. В любом случае, какая-нибудь мулаточка кофейная сидеть там будет. Не то, чтобы страна стала из-за них хуже. Нет. Она просто уже другая. Те арабы давно акклиматизировались, и они уже сами не в восторге от тех, кто прибывает теперь.Как и Америка в своё время не очень радовалась приезду тысяч итальянцев в прошлом веке. Понятно, приезжают сейчас не лучшие, а те, кому нечего терять дома, кто не умеет себя вести и с деньгами у кого негусто. И, вообще, не очень-то хочет работать. Гораздо лучше банчить «Мальборо» у метро и зазывать прохожих заплести афрокосички в один из многочисленных «institut de beaute». Или просто толпой стоять в полуспущенных штанах, слушая музу из наушников и выкрикивать проходящим туристкам различные сентенции, смысл которых неизменно сводится к предложению организовать незабываемый досуг одиноким белым женщинам.
Учатся эти приезжие неохотно, хотя школы почти целиком арабские, особенно в пригородах.вилла Мозоли Сходница Ведь детей мигранты делают быстро. Среднестатистическая же белая французская семья — три человека: мама, папа и один ребёнок. Вот и получаются в школах соответствующие проблемы. Не общается, к примеру, девка с афрами, всё, проходу не дадут, лучше район поменять. Не надо быть гением, чтобы понять, что тут больше виновата среда, а не национальность. Из их гарлемов очень трудно вырваться, найти работу получше, детей выучить. Уловка двадцать два. Больше чем полмира в таком тупике живёт, на самом деле.
Комментариев нет:
Отправить комментарий