Мина, египтянин по происхождению, родом из хорошей семьи да и вообще, хороший, добрый человек, христианин и аскет, служил в римской армии и был за все это, и за идеи, конечно, замучен где-то в III веке. С тех пор начались чудеса, связанные с его именем. То, что мы наткнулись на этот кемпинг, безусловно, его заслуга. Мы попросили комнату на пятерых. Копт взглянул сначала на нас, потом на стену. Там висел портрет какогото бородатого мужика в черном с золотом балахоне. «Есть такая комната, но в ней всего одна кровать». — «Одна кровать на пятерых?» — «Да. Но очень большая!» В таких случаях лучше все же отправить в разведку какую-либо практичную женщину. Рита вернулась с кислым видом. «Ну как?» — «Кровать есть, большая, собственно только кровать в комнате и есть, но он забыл сказать, что она каменная! Еще пахнет верблюдами, есть вентилятор, под окном растет анчар». — «Анчар?» Ну да, анчар, содомское яблоко, даже запах его ядовит, но с другой стороны — сортир через дорогу, да и верблюды... может, анчар уже и не так сильно забирает. Все удовольствие — 5 долларов за ночь. Иногда бывают предложения, от которых нельзя отказаться, да и не нужно.трускавец Алмаз
Так начался когда-то наш Синай. Строго говоря, Синай начинается с перехода границы. Сейчас эта процедура уже не так будоражит воображение, но в памяти сохраняется надолго. Еще перед границей задумчивые израильские пограничные дивчины сличают то, что они видят перед собой, с тем, что нарисовано в паспорте. Обычно эта прелюдия к настоящему удовольствию проходит без особого экстаза, но вот недавно пограничница, заглянув в паспорт Мити Таганцева из Питера неожиданно спросила: «Мистер Стаатен?» Митя плохо спал всю дорогу, мало пил — и потому ответил: «Таганцев я, Дмитрий». Я понял, что девушка приняла Шенгенскую визу, на которой есть фотография и написано по-голландски «Шенген Стаатен» за титул Митиного паспорта. «Мистер Стаатен??» — уже с нажимом повторила девушка. «Да что вы, — сказал Митя, — зовите меня просто — мистер Шенген!..»
Потом идет отъем денег с израильской стороны. Делается это быстро, качественно, один раз и как-то без огонька. Вот египтяне умеют продлить удовольствие до полного катарсиса. Мы проходили египетскую границу вместе с семьей израильских арабов. Видя, что я уже обалдел от изобилия дверей, глава семейства вдруг сказал на иврите: «Отдайте этот клочок бумаги в ту дверь, добавьте к ней 10 фунтов, и все пойдет быстрее». — «А что вообще здесь происходит?» — «Дурдом, — на чистом русском ответил он, — обычный дурдом». Оказалось, парень учился в Киеве — и видно, что не зря.
В Иерусалиме продаются свечи. Длинные, тонкие, коричневые церковные свечи. Кто-то из наших гостей купил несколько штук для того, чтобы увезти домой, в Россию. А египетский таможенник их нашел. Он достал свечу и понюхал ее. Потом лизнул, потом куснул, сплюнул.Позвал товарища, зажег, снова понюхал, сморщился и сказал: «Наркотики?» Стало както не по себе. Таможенник же вдруг рассмеялся и сказал: «Все окей, можете ехать». Шутник...
От Эйлата до Дахаба около 140 километров прибрежной дороги. Слева синеет Красное море, справа подступает пустыня. Абсолютная чистота и контраст красок не допускает никакой эклектики. Чуть вдали, в дымке, розовеют горы Аравии. Обычно до начала мая с моря дуют сильные пыльные ветры.трускавец Алмаз Бедуины говорят, что в это время не следует заводить детей. Бедуинам видней. Они сутками сидят в позе орла по обочинам дорог и смотрят на море и горы. Интересно, о чем они смотрят...
Жарко, но красиво так, что даже пить не хочется. Неужели здесь бродили Моисей и наши далекие предки? Ихто что занесло сюда — свобода? красота? приказ? вера? Впрочем, думать об этом не хочется. Наверное, у предков был врожденный солнечный удар... Горы справа поджимают дорогу к берегу, и настоящей пустыни не видно. Но ее присутствие так зримо, что никаких иллюзий не возникает. Дорога вьется по измученному солнцем вади, и на несколько минут море исчезает. Без воды становится грустно и неспокойно. Но видно, что вода здесь все же бывает — грубая галька и кусты солянки всегда свидетельствуют в ее пользу на суде природы, хотя вердикт, как обычно, от этого не меняется. Сухо, повсюду следы эрозии. Красные граниты крошатся и текут желтыми песчаными реками. Главное — не особенно задумываться: красное превращается в желтое, почему бы и нет?.. А вот и стендалевские мотивы — какие-то черно-зеленые интрузии. При чем здесь Стендаль?.. Вот дорога, горы, ветер, нет ни души, надо отключиться и смотреть. Но отключаться — трудная наука. Ну, ничего — Дахаб помогает.
В Дахабе мы познакомились с Ашрафом. Мы искали экскурсий, бродили по турагентствам и наткнулись на него. Ашраф шел, как летел, и пятки бежали впереди него. Он был материковый египтянин после Каирского университета, со знанием английского, иврита, природы и страстным желанием выбиться в люди. А кроме того, он был отличным парнем, таким и остался, только пятки у него встали на обычное место. С годами к ним прибавились жена-швейцарка, чудный сын и солидный бизнес. Ашфар и показал нам «Голубую лагуну».
Так начался когда-то наш Синай. Строго говоря, Синай начинается с перехода границы. Сейчас эта процедура уже не так будоражит воображение, но в памяти сохраняется надолго. Еще перед границей задумчивые израильские пограничные дивчины сличают то, что они видят перед собой, с тем, что нарисовано в паспорте. Обычно эта прелюдия к настоящему удовольствию проходит без особого экстаза, но вот недавно пограничница, заглянув в паспорт Мити Таганцева из Питера неожиданно спросила: «Мистер Стаатен?» Митя плохо спал всю дорогу, мало пил — и потому ответил: «Таганцев я, Дмитрий». Я понял, что девушка приняла Шенгенскую визу, на которой есть фотография и написано по-голландски «Шенген Стаатен» за титул Митиного паспорта. «Мистер Стаатен??» — уже с нажимом повторила девушка. «Да что вы, — сказал Митя, — зовите меня просто — мистер Шенген!..»
Потом идет отъем денег с израильской стороны. Делается это быстро, качественно, один раз и как-то без огонька. Вот египтяне умеют продлить удовольствие до полного катарсиса. Мы проходили египетскую границу вместе с семьей израильских арабов. Видя, что я уже обалдел от изобилия дверей, глава семейства вдруг сказал на иврите: «Отдайте этот клочок бумаги в ту дверь, добавьте к ней 10 фунтов, и все пойдет быстрее». — «А что вообще здесь происходит?» — «Дурдом, — на чистом русском ответил он, — обычный дурдом». Оказалось, парень учился в Киеве — и видно, что не зря.
В Иерусалиме продаются свечи. Длинные, тонкие, коричневые церковные свечи. Кто-то из наших гостей купил несколько штук для того, чтобы увезти домой, в Россию. А египетский таможенник их нашел. Он достал свечу и понюхал ее. Потом лизнул, потом куснул, сплюнул.Позвал товарища, зажег, снова понюхал, сморщился и сказал: «Наркотики?» Стало както не по себе. Таможенник же вдруг рассмеялся и сказал: «Все окей, можете ехать». Шутник...
От Эйлата до Дахаба около 140 километров прибрежной дороги. Слева синеет Красное море, справа подступает пустыня. Абсолютная чистота и контраст красок не допускает никакой эклектики. Чуть вдали, в дымке, розовеют горы Аравии. Обычно до начала мая с моря дуют сильные пыльные ветры.трускавец Алмаз Бедуины говорят, что в это время не следует заводить детей. Бедуинам видней. Они сутками сидят в позе орла по обочинам дорог и смотрят на море и горы. Интересно, о чем они смотрят...
Жарко, но красиво так, что даже пить не хочется. Неужели здесь бродили Моисей и наши далекие предки? Ихто что занесло сюда — свобода? красота? приказ? вера? Впрочем, думать об этом не хочется. Наверное, у предков был врожденный солнечный удар... Горы справа поджимают дорогу к берегу, и настоящей пустыни не видно. Но ее присутствие так зримо, что никаких иллюзий не возникает. Дорога вьется по измученному солнцем вади, и на несколько минут море исчезает. Без воды становится грустно и неспокойно. Но видно, что вода здесь все же бывает — грубая галька и кусты солянки всегда свидетельствуют в ее пользу на суде природы, хотя вердикт, как обычно, от этого не меняется. Сухо, повсюду следы эрозии. Красные граниты крошатся и текут желтыми песчаными реками. Главное — не особенно задумываться: красное превращается в желтое, почему бы и нет?.. А вот и стендалевские мотивы — какие-то черно-зеленые интрузии. При чем здесь Стендаль?.. Вот дорога, горы, ветер, нет ни души, надо отключиться и смотреть. Но отключаться — трудная наука. Ну, ничего — Дахаб помогает.
В Дахабе мы познакомились с Ашрафом. Мы искали экскурсий, бродили по турагентствам и наткнулись на него. Ашраф шел, как летел, и пятки бежали впереди него. Он был материковый египтянин после Каирского университета, со знанием английского, иврита, природы и страстным желанием выбиться в люди. А кроме того, он был отличным парнем, таким и остался, только пятки у него встали на обычное место. С годами к ним прибавились жена-швейцарка, чудный сын и солидный бизнес. Ашфар и показал нам «Голубую лагуну».
Комментариев нет:
Отправить комментарий